Неточные совпадения
— Так, пожалуйста, приезжайте. — сказала Долли, — мы вас будем ждать
в пять, шесть
часов, если хотите. Ну, что моя
милая Анна? Как давно…
Затем Самгин почувствовал, что никогда еще не был он таким хорошим, умным и почти до слез несчастным, как
в этот странный
час,
в рядах людей, до немоты очарованных старой,
милой ведьмой, явившейся из древних сказок
в действительность, хвастливо построенную наскоро и напоказ.
— Без десяти минут три, — спокойно произнесла она, взглянув на
часы. Все время, пока я говорил о князе, она слушала меня потупившись, с какою-то хитренькою, но
милою усмешкой: она знала, для чего я так хвалю его. Лиза слушала, наклонив голову над работой, и давно уже не ввязывалась
в разговор.
—
Милый ты мой, он меня целый
час перед тобой веселил. Этот камень… это все, что есть самого патриотически-непорядочного между подобными рассказами, но как его перебить? ведь ты видел, он тает от удовольствия. Да и, кроме того, этот камень, кажется, и теперь стоит, если только не ошибаюсь, и вовсе не зарыт
в яму…
Часу в пятом мы распрощались с девицами и с толстой их ма, которая явилась после обеда получить деньги, и отправились далее, к местечку Веллингтону, принадлежащему к Паарльскому округу и отстоящему от Паарля на девять английских
миль.
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через
час мы читали газеты, знали все, что случилось
в Европе по март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим судам велено идти к русским берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят
миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.
Мы полагали стать к
часам четырем на якорь; всего было
миль шестьдесят, а ходу около десяти узлов, то есть по десяти
миль, или семнадцать с лишком верст
в час.
Снялись на другой день, 7-го апреля,
в 3
часа пополудни, а 9-го, во втором
часу, бросили якорь на нагасакском рейде. Переход был отличный, тихо, как
в реке. Японцы верить не хотели, что мы так скоро пришли; а тут всего 180
миль расстояния.
10-е число мы все лавировали день и ночь против S ветра и подались вперед не более сорока
миль; зато 11-го,
в 8
часов утра, подул чересчур свежий NO.
В этой болтовне незаметно пролетел целый
час. Привалов заразился веселым настроением хозяйки и смеялся над теми
милыми пустяками, которые говорят
в таких хорошеньких гостиных. Антонида Ивановна принесла альбом, чтобы показать карточку Зоси Ляховской.
В момент рассматривания альбома, когда Привалов напрасно старался придумать что-нибудь непременно остроумное относительно карточки Зоси Ляховской,
в гостиной послышались громкие шаги Половодова, и Антонида Ивановна немного отодвинулась от своего гостя.
В каких-нибудь два
часа Привалов уже знал все незамысловатые деревенские новости: хлеба, слава богу, уродились, овсы — ровны, проса и гречихи — середка на половине.
В Красном Лугу молоньей убило бабу,
в Веретьях скот начинал валиться от чумы, да отслужили сорок обеден, и бог
помиловал.
В «орде» больно хороша нынче уродилась пшеница, особенно кубанка. Сено удалось не везде,
в петровки солнышком прихватило по увалам; только и поскоблили где по мочевинкам,
в понизях да на поемных лугах, и т. д. и т. д.
—
Помилуйте, не могу: до железной дороги восемьдесят верст, а машина уходит со станции
в Москву
в семь
часов вечера — ровно только, чтоб поспеть.
Впрочем, встал он с постели не более как за четверть
часа до прихода Алеши; гости уже собрались
в его келью раньше и ждали, пока он проснется, по твердому заверению отца Паисия, что «учитель встанет несомненно, чтоб еще раз побеседовать с
милыми сердцу его, как сам изрек и как сам пообещал еще утром».
Сколько времени где я проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному тому, что
в числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь,
милый друг мой» — да, это было
в письме: «
милый мой друг», несколько раз было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что
в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «
милый мой друг», — да, было так: — «
милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько
часов.
— И тринадцать
милей — страшное дело. Генерал должен быть
в три
часа в Лондоне… Во всяком случае Теддингтон надо отложить.
Мы вернулись
в Ровно;
в гимназии давно шли уроки, но гимназическая жизнь отступила для меня на второй план. На первом было два мотива. Я был влюблен и отстаивал свою веру. Ложась спать,
в те промежуточные
часы перед сном, которые прежде я отдавал буйному полету фантазии
в страны рыцарей и казачества, теперь я вспоминал
милые черты или продолжал гарнолужские споры, подыскивая аргументы
в пользу бессмертия души. Иисус Навит и формальная сторона религии незаметно теряли для меня прежнее значение…
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь?
Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем,
милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце
в вечерний
час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем,
милая! Пойдем!..
При мне один чиновник со свитой поехал за 15–20 верст осматривать новое место и вернулся домой
в тот же день, успевши
в два-три
часа подробно осмотреть место и одобрить его; он говорил, что прогулка вышла очень
милая.
— «
Помилуй, да это не верно, ну, как не даст?» — «Стану на колени и буду
в ногах валяться до тех пор, пока даст, без того не уеду!» — «Когда едешь-то?» — «Завтра чем свет
в пять
часов».
—
Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы мать. Мы сошлись сегодня с Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно
в семь
часов утра, вследствие ее вчерашнего приглашения. Она дала мне знать вчера вечером запиской, что ей надо видеть меня и говорить со мной о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый
час о делах, собственно одной Аглаи Ивановны касающихся; вот и всё.
— Какой же сон!
Помилуйте, Анна Львовна, ну какой теперь сон
в десять
часов!
Катерине Ивановне задумалось повести жизнь так, чтобы Алексей Павлович
в двенадцать
часов уходил
в должность, а она бы выходила подышать воздухом на Английскую набережную, встречалась здесь с одним или двумя очень
милыми несмышленышами
в мундирах конногвардейских корнетов с едва пробивающимся на верхней губе пушком, чтобы они поговорили про город, про скоромные скандалы, прозябли, потом зашли к ней, Катерине Ивановне, уселись
в самом уютном уголке с чашкою горячего шоколада и, согреваясь, впадали
в то приятное состояние, для которого еще и итальянцы не выдумали до сих пор хорошего названия.
На другой день поутру, напившись чаю, мы пустились
в путь, и
часа через два я увидел с горы уже
милое мне Багрово.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости.
Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись
в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец,
часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Отца с матерью я почти не видел, и только дружба с
милой моей сестрицей, выраставшая не по дням, а по
часам, утешала меня
в этом скучном и как-то тяжелом для нас Чурасове.
Он,
в свою очередь, только что кончил одну не литературную, но зато очень выгодную спекуляцию и, выпроводив наконец какого-то черномазенького жидка, с которым просидел два
часа сряду
в своем кабинете, приветливо подает мне руку и своим мягким,
милым баском спрашивает о моем здоровье.
«
Милая» — я говорю совсем тихо. И почему-то мелькает то, что было сегодня утром на эллинге:
в шутку положили под стотонный молот
часы — размах, ветром
в лицо — и стотонно-нежное, тихое прикосновение к хрупким
часам.
"На днях умер Иван Иваныч Обносков, известный
в нашем светском обществе как
милый и неистощимый собеседник. До конца жизни он сохранил веселость и добродушный юмор, который нередко, впрочем, заставлял призадумываться. Никто и не подозревал, что ему уж семьдесят лет, до такой степени все привыкли видеть его
в урочный
час на Невском проспекте бодрым и приветливым. Еще накануне его там видели. Мир праху твоему, незлобивый старик!"
Последнее, впрочем,
в значительной мере упрощало его задачу, ибо ежели есть
в запасе такой твердый оплот, как неожиданность, то ложь перестает быть ложью и находит для себя полное оправдание
в словах:"
Помилуйте! — два
часа тому назад я сам собственными ушами слышал!"
Штабс-капитану Михайлову так приятно было гулять
в этом обществе, что он забыл про
милое письмо из Т., про мрачные мысли, осаждавшие его при предстоящем отправлении на бастион и, главное, про то, что
в 7
часов ему надо было быть дома.
Прогулка Санина с Марьей Николаевной, беседа Санина с Марьей Николаевной продолжалась
час с лишком. И ни разу они не останавливались — все шли да шли по бесконечным аллеям парка, то поднимаясь
в гору и на ходу любуясь видом, то спускаясь
в долину и укрываясь
в непроницаемую тень — и все рука с рукой. Временами Санину даже досадно становилось: он с Джеммой, с своей
милой Джеммой никогда так долго не гулял… а тут эта барыня завладела им — и баста!
Лесок,
в котором долженствовало происходить побоище, находился
в четверти
мили от Ганау. Санин с Панталеоне приехали первые, как он предсказывал; велели карете остаться на опушке леса и углубились
в тень довольно густых и частых деревьев. Им пришлось ждать около
часу.
— Нет, зазевались.
Помилуйте! броненосцев пропускает, а наша лодка… представьте себе, ореховая скорлупа — вот какая у нас была лодка! И вдобавок поминутно открывается течь! А впрочем, я тогда воспользовался, поездил-таки по Европе!
В Женеве был —
часы купил, а потом проехал
в Париж — такую, я вам скажу, коллекцию фотографических карточек приобрел — пальчики оближете!
Евпраксеюшка окончательно очнулась; забыла и о шелковых платьях, и о
милых дружках, и по целым
часам сидела
в девичьей на ларе, не зная, как ей быть и что предпринять.
Час спустя Елена, с шляпою
в одной руке, с мантильей
в другой, тихо входила
в гостиную дачи. Волосы ее слегка развились, на каждой щеке виднелось маленькое розовое пятнышко, улыбка не хотела сойти с ее губ, глаза смыкались и, полузакрытые, тоже улыбались. Она едва переступала от усталости, и ей была приятна эта усталость; да и все ей было приятно. Все казалось ей
милым и ласковым. Увар Иванович сидел под окном; она подошла к нему, положила ему руку на плечо, потянулась немного и как-то невольно засмеялась.
Исполнение христианского долга благотворно подействовало на Софью Николавну; она заснула, тоже
в первый раз, и проснувшись
часа через два с радостным и просветленным лицом, сказала мужу, что видела во сне образ Иверской божьей матери точно
в таком виде,
в каком написана она на местной иконе
в их приходской церкви; она прибавила, что если б она могла помолиться и приложиться к этой иконе, то, конечно, матерь божия ее бы
помиловала.
Итак, я сидел за своей работой.
В раскрытое окно так и дышало летним зноем. Пепко проводил эти
часы в «Розе», где проходил курс бильярдной игры или гулял
в тени акаций и черемух с Мелюдэ. Где-то сонно жужжала муха, где-то слышалась ленивая перебранка наших
милых хозяев,
в окно летела пыль с шоссе.
Марфа Петровна побоялась развязать язык перед Матреной Ильиничной, потому что старуха была нравная, с характером, да и
милую дочку Дунюшку недавно еще выдала
в брагинский дом, пожалуй, не ровен
час, обидится чем-нибудь.
Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь и
в старости, не зная покоя, а когда наступит наш
час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя,
милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем.
У Фомы больно сжалось сердце, и через несколько
часов, стиснув зубы, бледный и угрюмый, он стоял на галерее парохода, отходившего от пристани, и, вцепившись руками
в перила, неподвижно, не мигая глазами, смотрел
в лицо своей
милой, уплывавшее от него вдаль вместе с пристанью и с берегом.
Машенька.
Помилуйте, ma tante, на что же это похоже!
В кои-то веки мы сберемся выехать, и то не
в час; десяти шагов от ворот не отъехали, и назад.
Когда так медленно, так нежно
Ты пьешь лобзания мои,
И для тебя
часы любви
Проходят быстро, безмятежно;
Снедая слезы
в тишине,
Тогда, рассеянный, унылый,
Перед собою, как во сне,
Я вижу образ вечно
милый;
Его зову, к нему стремлюсь;
Молчу, не вижу, не внимаю;
Тебе
в забвенье предаюсь
И тайный призрак обнимаю.
Об нем
в пустыне слезы лью;
Повсюду он со мною бродит
И мрачную тоску наводит
На душу сирую мою.
— Кто? я-то хочу отнимать жизнь? Господи! да кабы не клятва моя! Ты не поверишь, как они меня мучают! На днях — тут у нас обозреватель один есть принес он мне свое обозрение… Прочитал я его — ну, точно
в отхожем месте
часа два просидел! Троша у него за душой нет, а он так и лезет, так и скачет!
Помилуйте, говорю, зачем? по какому случаю? Недели две я его уговаривал, так нет же, он все свое: нет, говорит, вы клятву дали! Так и заставил меня напечатать!
—
Помилуйте, сударь! да если я не потешу Владимира Сергеевича, так не прикажите меня целой месяц к корыту подпускать. Смотрите, молодцы! держать ухо востро! Сбирай стаю. Да все ли довалились?.. Где Гаркало и Будило? Ну что ж зеваешь, Андрей, — подай
в рог. Ванька! возьми своего полвапегова-то кобеля на свору; вишь, как он избаловался — все опушничает. Ну, ребята, с богом! — прибавил ловчий, сняв картуз и перекрестясь с набожным видом, —
в добрый
час! Забирай левее!
В несколько
часов Козявочка узнала решительно все, именно: что, кроме солнышка, синего неба и зеленой травки, есть еще сердитые шмели, серьезные червячки и разные колючки на цветах. Одним словом, получилось большое огорчение. Козявочка даже обиделась.
Помилуйте, она была уверена, что все принадлежит ей и создано для нее, а тут другие то же самое думают. Нет, что-то не так… Не может этого быть.
Кулыгин. Ах,
милая моя Ольга,
милая моя! Я вчера работал с утра до одиннадцати
часов вечера, устал и сегодня чувствую себя счастливым. (Уходит
в залу к столу.)
Милая моя…
В десять
часов вечера, когда замолкли звуки
в деревне Концовке, расположенной за совхозом, идиллический пейзаж огласился прелестными нежными звуками флейты. Выразить немыслимо, до чего они были уместны над рощами и бывшими колоннами шереметевского дворца. Хрупкая Лиза из «Пиковой дамы» смешала
в дуэте свой голос с голосом страстной Полины и унеслась
в лунную высь, как видение старого и все-таки бесконечно
милого, до слез очаровывающего режима.
Освеженный баней, Арефа совсем расхрабрился и даже цыкнул на дочь, зачем суется не
в свое дело. Главное, не было
в городе игумена Моисея, а Полуект Степаныч
помилует, ежели подвернуться
в добрый
час.
Сосипатра. Да ей некогда еще скучать-то: вчера целый вечер проболтали; а нынче встали поздно, да на туалет она употребляет
часа три — вот и все время. Я успела уж с ней подружиться: такая
милая! Она несколько раз заговаривала об Окоемове, но я уклонялась от разговора: я уверяла ее, что его нет
в городе, что он
в деревне или на охоте и что его ждут сегодня вечером или завтра. Мне нужно только выиграть время.
В ней есть что-то очень лёгкое, не русское; у неё
милая рожица подростка-мальчишки; пухлые губы, задорные глаза, круглые, как вишни; даже
в этот
час, когда Яков сыт ею, она приятна ему.